Скоропостижно скончался генеральный конструктор ЗРС С-400
гру ясен перец, убрало талантливого генерального конструктора, т.к. он мог знать...
Печально...
Где-то слышал, что С-200 тоже в своё время довела кого-то из главных разработчиков до инсульта
Где-то слышал, что С-200 тоже в своё время довела кого-то из главных разработчиков до инсульта
основные разработчики С-200 или С-300 (не припомню) все погибли, микроавтобус, в котором они ехали, попал в аварию...
Засекреченная катастрофа
Ракета С-300 унесла жизни 29 москвичей
Автобус затормозил на КПП при въезде в закрытую зону, примерно за километр до железнодорожного переезда. Николай Фатьянов и еще несколько человек стали выбираться из него, чтобы предъявить пропуска. Сидевшая на переднем сиденье Светлана Бухарова сунула Николаю пакет с зачерствевшими пирожками:
— Отдай Дембелю!
Дембелем звали лохматую дворнягу, жившую при КПП. Из кабины выглянул водитель Володя Бухаров, муж Светланы:
— Только смотри, Коль, сам не съешь!
Николай демонстративно откусил пирожок:
— Еще чего, Дембелю отдавать! Я тоже голодный!
Когда проверка документов была закончена и вышедшие стали залезать обратно в переполненный автобус, водитель, дурачась, крикнул:
— А Фатьянова не пускайте, он дембельский обед съел!
— Ну и пожалуйста, — притворно обиделся Николай, — пойду пешком!
Следом за их автобусом шел второй, в него он и сел. Он слышал шум проходящего поезда. Через несколько минут после того, как машина тронулась, женщина, сидевшая у окна, вдруг истошно закричала:
— Автобус!
Машина остановилась, все повыскакивали наружу. Николай выскочил тоже — и замер: автобус, который он покинул пять минут назад, лежал в нескольких десятках метров от переезда, разорванный надвое только что промчавшимся грузовым составом.
...Это произошло 22 февраля 1977 года. Двадцать семь лет об этой трагедии не знал никто, кроме тех, кого она непосредственно коснулась. Все погибшие работали в самой засекреченной отрасли советской оборонки — ракетной.
Мобильная многоканальная система С-300 предназначена для поражения самолетов, крылатых ракет и других средств воздушного нападения на высотах от 25 метров до практического потолка их боевого применения. Представляющая собой совершенно новое поколение средств противовоздушной обороны, она пришла на смену предыдущих систем С-75, С-125, С-200. В качестве основной задачи перед разработчиками “трехсотки” ставилась защита от низколетящих ракет типа американских АЛКМ, “умеющих” огибать рельеф местности. Именно такие цели являлись наиболее сложными для локации — находить их мешали более сильные сигналы, возникающие при отражении от местных предметов.
Сегодня С-300 составляет основу противовоздушной обороны России и стран Содружества, используется также во многих странах Европы, Азии, Африки и Латинской Америки. По всем своим характеристикам она превосходит аналогичную американскую систему “Patriot”. Согласно оценке известного американского ученого Бартона, технические решения, которые применены в “трехсотке”, значительно опережают время. Другой подобной системы в мире нет до сих пор.
В ту пору работы по испытанию и совершенствованию зенитной ракетной системы С-300 были в самом разгаре. К разработке системы в Центральном конструкторском бюро “Алмаз” — головном ракетном предприятии страны — приступили в конце шестидесятых, а начиная с 73-го года ее начали испытывать на боевой площадке в Казахстане. “Центр тяжести” проводимых работ переместился из Москвы в казахскую степь. Для разработчиков “трехсотки” наступил особый, абсолютно непохожий на другие период жизни — полигонный. Это был крайне ответственный этап, и для участия в нем привлекали наиболее талантливых и квалифицированных специалистов-”алмазовцев”. У одного из них, Александра Рязанова, сохранился календарь той поры, на котором отмечено время, проведенное на полигоне. Девять месяцев в году — обычная норма. Домой, в Москву, приезжали провести отпуск, повидаться с родными, пересчитать детишек. Ну, и, святое дело, на праздники: майские, ноябрьские, Новый год. А потом снова — туда, в далекий казахский город Приозерск. На полигоне постоянно работало от ста до трехсот человек.
Они жили в гостинице закрытого военного городка на берегу озера Балхаш, в сорока километрах от Приозерска. Каждое утро автобусы отвозили их в степь, на испытательную площадку, находившуюся километрах в восемнадцати, каждый вечер доставляли обратно. Утро начиналось в половине девятого, вечер был понятием неопределенным: восемь, десять, двенадцать часов — как того требовала работа. Работы всегда было много, поэтому вечера обычно случались поздними или очень поздними. Единственный выходной день, воскресенье, являлся выходным далеко не всегда.
— Несмотря на такой жесткий график, никого не нужно было принуждать, заставлять, — рассказывает заместитель главного конструктора Карл Альперович, руководивший испытаниями на Балхаше. — Увлеченные люди подобрались, одержимые своим делом. Другие на полигоне не задерживались...
Зимой стояли морозы под сорок градусов. Летом — нестерпимая духота и жара. И все-таки это было счастливое время. Жили весело и очень дружно. Здесь все были равны: лаборанты, простые и ведущие инженеры, начальники секторов, заместители главного конструктора.
— Мы все стали там родными друг другу, — вспоминает Александр Рязанов, — такого братства, какое было на полигоне, я не встречал больше никогда, ни до, ни после. И работали на всю катушку, и веселились. Хулиганили, бывало, тоже. Высшим шиком считалось устроить так называемый ужин с патрулем: чтобы среди ночи явился военный патруль и обругал нас за шум и музыку. Мы же молодые были...
Все они тогда были молоды. Сейчас многие постарели — для живых года идут. А двадцать девять человек так и остались молодыми. Поэтому друзья-сослуживцы и сегодня называют их по-прежнему — Славка Гетманский, Юрка Пожилов, Леночка Оконешникова...
К началу 77-го года система уже вовсю работала, стреляла, поражала учебные цели. Шел важнейший этап испытаний, пуски и облеты шли один за другим, народу на полигоне находилось великое множество. Каждое утро три битком набитых автобуса отправлялись от гостиницы на боевую площадку. 22 февраля им в очередной раз предстояло преодолеть восемнадцать километров обледеневшей степи...
Лариса Осветинская прилетела на Балхаш за два дня до трагедии. Двадцатого числа в гостинице шумно отмечали ее прибытие — прописывали. Кто-то обратил внимание на кувшин с киселем, стоящий на столе среди прочей снеди.
— Кисель — это плохо, это на поминках пьют...
Тогда на эти слова никто не обратил внимания. Зато через пару дней все вспомнили о них. Когда Ларису Осветинскую нашли на насыпи, она еще дышала. Она умерла на глазах у своих товарищей.
Лариса должна была сменить уезжавшую домой Лену Оконешникову. Но Лена задерживалась — что-то не получилось с рейсовым самолетом. Накануне она получила письмо от сына-девятиклассника.
— Что ж я не улетела вчера! — сокрушалась Лена. — У парня в школе куча проблем, а я теперь приеду только двадцать четвертого...
Лена так и не приехала домой. Заводная, компанейская, заядлая туристка и певунья, она тоже оказалась в том автобусе.
Очень беспокоился о своих родных и Миша Панкратов. В Москве у него остались двое крошечных сыновей, трех и полутора лет, и красавица жена Ирина. Четыре года назад Миша познакомился с Ириной в Свердловске, когда ездил туда в командировку. Раньше он и не знал, что бывает такая любовь: когда увидел совсем чужого человека — и в тот же момент понял, что дороже его у тебя нет никого. И что нет в жизни ничего более страшного, чем разлука с этим человеком. Из командировки он вернулся уже вместе с Ирой, через месяц сыграли свадьбу. Но расстаться им все-таки пришлось — началась работа на полигоне. Первый выезд, второй, третий... Последний отъезд был каким-то особенно тревожным. Ире страшно не хотелось отпускать Мишу, он тоже нервничал и все твердил:
— Ириш, обещаю, это в последний раз, больше не буду уезжать, это самый-самый последний...
Когда Михаил погиб, Ирине было двадцать семь лет. Замуж больше она так и не вышла — никто не шел в сравнение с бывшим мужем.
— Его хоронили в закрытом гробу, — говорит Ирина, — я так и не видела его мертвым. Может, это и лучше. Я очень хорошо запомнила, как он уезжал: в сером бушлате, им такие на работе выдавали. Как помахал рукой в окошко. И в каждом письме он по многу раз повторял, что любит, скучает. Словно позаботился о том, чтобы мне этих признаний в любви хватило на всю оставшуюся жизнь...
Двадцатилетняя лаборантка Леночка Кузьмина должна была улететь несколькими днями раньше, но с работой был аврал, и Леночкин начальник, Слава Гетманский, на неделю задержал девушку. У нее уже был собран чемодан. К его ручке Леночка привязала игрушку, большого розового пупса, купленного в подарок недавно родившемуся, еще ни разу не увиденному ею племяннику. “Если бы не этот негодяй Гетманский, я сегодня была бы в Москве!” — написала Лена домой, когда узнала о том, что отъезд откладывается. Это письмо родные получили уже после ее гибели.
Ее и Славу Гетманского похоронили недалеко друг от друга, на Ваганьковском кладбище. Однажды друзья, пришедшие навестить их могилы, увидели, что цветы на Славиной могиле поломаны и разбросаны. Леночкин парень потом признался, что это он хотел отомстить за смерть подруги...
А вот Жене Мельникову повезло. Он уже был в автобусе, когда сидевшая тут же Оконешникова спросила:
— Жень, сумки взял?
Мельников хлопнул себя по лбу. Сумки-то он забыл в гостинице, а ведь они после работы поедут в город за продуктами — завтра праздник, 23 февраля, надо будет как следует затариться. Он сбегал за сумками, а когда вернулся, автобус уже был до краев заполнен людьми. И так, и этак пытался Женя влезть в него — ничего не получалось. Пришлось ему сесть в следующий. Но, видно, ему не судьба была надолго расставаться со своими товарищами. Через два года молодой и крепкий Женя Мельников тяжело заболел, перенес сложную операцию и умер, не выдержав ее. Его похоронили на Николо-Архангельском кладбище рядом со Славой Мишачевым из погибшего автобуса.
День 22 февраля выдался морозным и ослепительно солнечным. Ровно в девять утра первый из трех автобусов благополучно миновал небольшой железнодорожный переезд. Сразу после этого по обоим путям друг за другом прошли два состава: один на юг, другой на север. Поезда в степи ходили редко, и водитель второго автобуса, Володя Бухаров, уверенно тронул свою машину через переезд. Окна “пазика” заиндевели, и он не заметил еще одного товарняка, мчащегося на юг...
Потом разработчики, ехавшие в третьем автобусе, онемевшими тенями бродили по насыпи, искали оставшихся в живых. Потом прибыли военные, стали грузить тела в машины, потом проводились опознания, потом все — живые и мертвые — были отправлены в Москву.
Тем, кто находился в то время в Москве, в праздничный день 23 февраля, выпало нелегкое дело сообщать о случившемся семьям погибших. Вестники беды долго стояли перед дверями квартиры Юры Пожилова, не решаясь позвонить: за дверью слышался радостный детский смех... Отец Валеры Олехновича, отставной военный, встретил гостей радостный, при орденах. Он думал, что сослуживцы сына приехали поздравить его с праздником...
Когда Карл Альперович возвращался от одной из семей, которой принес жуткое известие, возле метро его остановил наряд милиции. “Вам нельзя в метро, вы пьяны!” Альперович в тот день не пил ни грамма, но вид у него был действительно страшный.
Потом последовала череда похорон. Потом проводилось расследование, выясняли, как такое могло случиться. Была установлена безусловная вина водителя — ему следовало выйти из машины и посмотреть, нет ли поезда. Но никто ни разу не помянул его недобрым словом. Володя Бухаров и его жена Светлана погибли вместе. Говорят, она тогда была беременна.
Из тридцати восьми человек, ехавших в автобусе, девять остались живы — те, что сидели на задних сиденьях. Один из них, Евгений Данилов, вспоминает:
“Я не слышал удара. В себя пришел только в машине “скорой помощи”. Никак не мог понять, что произошло, помню, все пытался найти свои очки. Потом, когда сотрудники навещали меня в больнице, они долго не говорили, что почти никого из моих тогдашних спутников больше нет”.
После похорон разработчики вернулись обратно на полигон, нужно было продолжать работу. Но в гостинице долгое время не было слышно ни музыки, ни песен.
В отделах и секторах, где работали пассажиры погибшего автобуса, до сих пор висят их фотографии. А в степи, возле переезда, установили памятник. Возле него всегда лежали цветы. Вплоть до 90-го года. А в 90-м году завершилась последняя модернизация системы С-300, и испытания на Балхаше были свернуты. Времена такие настали... ну, все знают, какие. Стране стало не до ракет. Стоит ли сейчас памятник на переезде?
Ракета С-300 унесла жизни 29 москвичей
Автобус затормозил на КПП при въезде в закрытую зону, примерно за километр до железнодорожного переезда. Николай Фатьянов и еще несколько человек стали выбираться из него, чтобы предъявить пропуска. Сидевшая на переднем сиденье Светлана Бухарова сунула Николаю пакет с зачерствевшими пирожками:
— Отдай Дембелю!
Дембелем звали лохматую дворнягу, жившую при КПП. Из кабины выглянул водитель Володя Бухаров, муж Светланы:
— Только смотри, Коль, сам не съешь!
Николай демонстративно откусил пирожок:
— Еще чего, Дембелю отдавать! Я тоже голодный!
Когда проверка документов была закончена и вышедшие стали залезать обратно в переполненный автобус, водитель, дурачась, крикнул:
— А Фатьянова не пускайте, он дембельский обед съел!
— Ну и пожалуйста, — притворно обиделся Николай, — пойду пешком!
Следом за их автобусом шел второй, в него он и сел. Он слышал шум проходящего поезда. Через несколько минут после того, как машина тронулась, женщина, сидевшая у окна, вдруг истошно закричала:
— Автобус!
Машина остановилась, все повыскакивали наружу. Николай выскочил тоже — и замер: автобус, который он покинул пять минут назад, лежал в нескольких десятках метров от переезда, разорванный надвое только что промчавшимся грузовым составом.
...Это произошло 22 февраля 1977 года. Двадцать семь лет об этой трагедии не знал никто, кроме тех, кого она непосредственно коснулась. Все погибшие работали в самой засекреченной отрасли советской оборонки — ракетной.
Мобильная многоканальная система С-300 предназначена для поражения самолетов, крылатых ракет и других средств воздушного нападения на высотах от 25 метров до практического потолка их боевого применения. Представляющая собой совершенно новое поколение средств противовоздушной обороны, она пришла на смену предыдущих систем С-75, С-125, С-200. В качестве основной задачи перед разработчиками “трехсотки” ставилась защита от низколетящих ракет типа американских АЛКМ, “умеющих” огибать рельеф местности. Именно такие цели являлись наиболее сложными для локации — находить их мешали более сильные сигналы, возникающие при отражении от местных предметов.
Сегодня С-300 составляет основу противовоздушной обороны России и стран Содружества, используется также во многих странах Европы, Азии, Африки и Латинской Америки. По всем своим характеристикам она превосходит аналогичную американскую систему “Patriot”. Согласно оценке известного американского ученого Бартона, технические решения, которые применены в “трехсотке”, значительно опережают время. Другой подобной системы в мире нет до сих пор.
В ту пору работы по испытанию и совершенствованию зенитной ракетной системы С-300 были в самом разгаре. К разработке системы в Центральном конструкторском бюро “Алмаз” — головном ракетном предприятии страны — приступили в конце шестидесятых, а начиная с 73-го года ее начали испытывать на боевой площадке в Казахстане. “Центр тяжести” проводимых работ переместился из Москвы в казахскую степь. Для разработчиков “трехсотки” наступил особый, абсолютно непохожий на другие период жизни — полигонный. Это был крайне ответственный этап, и для участия в нем привлекали наиболее талантливых и квалифицированных специалистов-”алмазовцев”. У одного из них, Александра Рязанова, сохранился календарь той поры, на котором отмечено время, проведенное на полигоне. Девять месяцев в году — обычная норма. Домой, в Москву, приезжали провести отпуск, повидаться с родными, пересчитать детишек. Ну, и, святое дело, на праздники: майские, ноябрьские, Новый год. А потом снова — туда, в далекий казахский город Приозерск. На полигоне постоянно работало от ста до трехсот человек.
Они жили в гостинице закрытого военного городка на берегу озера Балхаш, в сорока километрах от Приозерска. Каждое утро автобусы отвозили их в степь, на испытательную площадку, находившуюся километрах в восемнадцати, каждый вечер доставляли обратно. Утро начиналось в половине девятого, вечер был понятием неопределенным: восемь, десять, двенадцать часов — как того требовала работа. Работы всегда было много, поэтому вечера обычно случались поздними или очень поздними. Единственный выходной день, воскресенье, являлся выходным далеко не всегда.
— Несмотря на такой жесткий график, никого не нужно было принуждать, заставлять, — рассказывает заместитель главного конструктора Карл Альперович, руководивший испытаниями на Балхаше. — Увлеченные люди подобрались, одержимые своим делом. Другие на полигоне не задерживались...
Зимой стояли морозы под сорок градусов. Летом — нестерпимая духота и жара. И все-таки это было счастливое время. Жили весело и очень дружно. Здесь все были равны: лаборанты, простые и ведущие инженеры, начальники секторов, заместители главного конструктора.
— Мы все стали там родными друг другу, — вспоминает Александр Рязанов, — такого братства, какое было на полигоне, я не встречал больше никогда, ни до, ни после. И работали на всю катушку, и веселились. Хулиганили, бывало, тоже. Высшим шиком считалось устроить так называемый ужин с патрулем: чтобы среди ночи явился военный патруль и обругал нас за шум и музыку. Мы же молодые были...
Все они тогда были молоды. Сейчас многие постарели — для живых года идут. А двадцать девять человек так и остались молодыми. Поэтому друзья-сослуживцы и сегодня называют их по-прежнему — Славка Гетманский, Юрка Пожилов, Леночка Оконешникова...
К началу 77-го года система уже вовсю работала, стреляла, поражала учебные цели. Шел важнейший этап испытаний, пуски и облеты шли один за другим, народу на полигоне находилось великое множество. Каждое утро три битком набитых автобуса отправлялись от гостиницы на боевую площадку. 22 февраля им в очередной раз предстояло преодолеть восемнадцать километров обледеневшей степи...
Лариса Осветинская прилетела на Балхаш за два дня до трагедии. Двадцатого числа в гостинице шумно отмечали ее прибытие — прописывали. Кто-то обратил внимание на кувшин с киселем, стоящий на столе среди прочей снеди.
— Кисель — это плохо, это на поминках пьют...
Тогда на эти слова никто не обратил внимания. Зато через пару дней все вспомнили о них. Когда Ларису Осветинскую нашли на насыпи, она еще дышала. Она умерла на глазах у своих товарищей.
Лариса должна была сменить уезжавшую домой Лену Оконешникову. Но Лена задерживалась — что-то не получилось с рейсовым самолетом. Накануне она получила письмо от сына-девятиклассника.
— Что ж я не улетела вчера! — сокрушалась Лена. — У парня в школе куча проблем, а я теперь приеду только двадцать четвертого...
Лена так и не приехала домой. Заводная, компанейская, заядлая туристка и певунья, она тоже оказалась в том автобусе.
Очень беспокоился о своих родных и Миша Панкратов. В Москве у него остались двое крошечных сыновей, трех и полутора лет, и красавица жена Ирина. Четыре года назад Миша познакомился с Ириной в Свердловске, когда ездил туда в командировку. Раньше он и не знал, что бывает такая любовь: когда увидел совсем чужого человека — и в тот же момент понял, что дороже его у тебя нет никого. И что нет в жизни ничего более страшного, чем разлука с этим человеком. Из командировки он вернулся уже вместе с Ирой, через месяц сыграли свадьбу. Но расстаться им все-таки пришлось — началась работа на полигоне. Первый выезд, второй, третий... Последний отъезд был каким-то особенно тревожным. Ире страшно не хотелось отпускать Мишу, он тоже нервничал и все твердил:
— Ириш, обещаю, это в последний раз, больше не буду уезжать, это самый-самый последний...
Когда Михаил погиб, Ирине было двадцать семь лет. Замуж больше она так и не вышла — никто не шел в сравнение с бывшим мужем.
— Его хоронили в закрытом гробу, — говорит Ирина, — я так и не видела его мертвым. Может, это и лучше. Я очень хорошо запомнила, как он уезжал: в сером бушлате, им такие на работе выдавали. Как помахал рукой в окошко. И в каждом письме он по многу раз повторял, что любит, скучает. Словно позаботился о том, чтобы мне этих признаний в любви хватило на всю оставшуюся жизнь...
Двадцатилетняя лаборантка Леночка Кузьмина должна была улететь несколькими днями раньше, но с работой был аврал, и Леночкин начальник, Слава Гетманский, на неделю задержал девушку. У нее уже был собран чемодан. К его ручке Леночка привязала игрушку, большого розового пупса, купленного в подарок недавно родившемуся, еще ни разу не увиденному ею племяннику. “Если бы не этот негодяй Гетманский, я сегодня была бы в Москве!” — написала Лена домой, когда узнала о том, что отъезд откладывается. Это письмо родные получили уже после ее гибели.
Ее и Славу Гетманского похоронили недалеко друг от друга, на Ваганьковском кладбище. Однажды друзья, пришедшие навестить их могилы, увидели, что цветы на Славиной могиле поломаны и разбросаны. Леночкин парень потом признался, что это он хотел отомстить за смерть подруги...
А вот Жене Мельникову повезло. Он уже был в автобусе, когда сидевшая тут же Оконешникова спросила:
— Жень, сумки взял?
Мельников хлопнул себя по лбу. Сумки-то он забыл в гостинице, а ведь они после работы поедут в город за продуктами — завтра праздник, 23 февраля, надо будет как следует затариться. Он сбегал за сумками, а когда вернулся, автобус уже был до краев заполнен людьми. И так, и этак пытался Женя влезть в него — ничего не получалось. Пришлось ему сесть в следующий. Но, видно, ему не судьба была надолго расставаться со своими товарищами. Через два года молодой и крепкий Женя Мельников тяжело заболел, перенес сложную операцию и умер, не выдержав ее. Его похоронили на Николо-Архангельском кладбище рядом со Славой Мишачевым из погибшего автобуса.
День 22 февраля выдался морозным и ослепительно солнечным. Ровно в девять утра первый из трех автобусов благополучно миновал небольшой железнодорожный переезд. Сразу после этого по обоим путям друг за другом прошли два состава: один на юг, другой на север. Поезда в степи ходили редко, и водитель второго автобуса, Володя Бухаров, уверенно тронул свою машину через переезд. Окна “пазика” заиндевели, и он не заметил еще одного товарняка, мчащегося на юг...
Потом разработчики, ехавшие в третьем автобусе, онемевшими тенями бродили по насыпи, искали оставшихся в живых. Потом прибыли военные, стали грузить тела в машины, потом проводились опознания, потом все — живые и мертвые — были отправлены в Москву.
Тем, кто находился в то время в Москве, в праздничный день 23 февраля, выпало нелегкое дело сообщать о случившемся семьям погибших. Вестники беды долго стояли перед дверями квартиры Юры Пожилова, не решаясь позвонить: за дверью слышался радостный детский смех... Отец Валеры Олехновича, отставной военный, встретил гостей радостный, при орденах. Он думал, что сослуживцы сына приехали поздравить его с праздником...
Когда Карл Альперович возвращался от одной из семей, которой принес жуткое известие, возле метро его остановил наряд милиции. “Вам нельзя в метро, вы пьяны!” Альперович в тот день не пил ни грамма, но вид у него был действительно страшный.
Потом последовала череда похорон. Потом проводилось расследование, выясняли, как такое могло случиться. Была установлена безусловная вина водителя — ему следовало выйти из машины и посмотреть, нет ли поезда. Но никто ни разу не помянул его недобрым словом. Володя Бухаров и его жена Светлана погибли вместе. Говорят, она тогда была беременна.
Из тридцати восьми человек, ехавших в автобусе, девять остались живы — те, что сидели на задних сиденьях. Один из них, Евгений Данилов, вспоминает:
“Я не слышал удара. В себя пришел только в машине “скорой помощи”. Никак не мог понять, что произошло, помню, все пытался найти свои очки. Потом, когда сотрудники навещали меня в больнице, они долго не говорили, что почти никого из моих тогдашних спутников больше нет”.
После похорон разработчики вернулись обратно на полигон, нужно было продолжать работу. Но в гостинице долгое время не было слышно ни музыки, ни песен.
В отделах и секторах, где работали пассажиры погибшего автобуса, до сих пор висят их фотографии. А в степи, возле переезда, установили памятник. Возле него всегда лежали цветы. Вплоть до 90-го года. А в 90-м году завершилась последняя модернизация системы С-300, и испытания на Балхаше были свернуты. Времена такие настали... ну, все знают, какие. Стране стало не до ракет. Стоит ли сейчас памятник на переезде?
, используется также во многих странах Европы, Азии, Африки и Латинской Америки.п*здеж и провокация - С-300 только для белых (и жОлтых)
неграм система оказалась не по карману или мозгам?
Вообще С-300 на данный момент как-то очень вяло экспортируется
С-125, С-75, "Оса", "Квадрат" - действительно полмира завалено
С-125, С-75, "Оса", "Квадрат" - действительно полмира завалено
ну не всем же актуально стратобомберы валить -)
дорогая и сложная потомучто, хуле
и опасная
и опаснаяпотенциально опасная
Пока ей вроде ещё ничего не сбитонастолько опасная, что никто к ней и не подлетает 
Пока ей вроде ещё ничего не сбито
А самолет а/к Сибирь над Украиной!
Его, конечно, сбили С-300. Но это были динозавры из космоса, получившие ракетную установку по лендлизу от постапокалиптических мутантов. Так что не считается. 
А самолет а/к Сибирь над Украиной!Самолет а/к Сибирь был сбит при помощи комплекса С-200. Это совсем другой комплекс, к С-300 никакого отношения не имеет
Ну вот, ты спалил мутантов... 
потенциально опасная Пока ей вроде ещё ничего не сбитоА в югославии "невидимку" чем завалили?
С-125 якобы (а м. б. и ствольным чем-нибудь)
С-300 там точно не было
С-300 там точно не было
если б в Югославии было что-нибудь покруче древних зенитных установок, ее бы никто не стал бомбить, имхо
бытует версия, что стелс был завален случайно встреченным МИГом
Как ни печально, такое случается.
В свое время так чуть Ворошилов не погиб- разорвало дульный тормоз орудия на испытаниях. К его чести будет сказано: отнесся с пониманием, присутствовал при повторных испытаниях. Пушку в конце концов поставили на вооружение
В свое время так чуть Ворошилов не погиб- разорвало дульный тормоз орудия на испытаниях. К его чести будет сказано: отнесся с пониманием, присутствовал при повторных испытаниях. Пушку в конце концов поставили на вооружение
если б в Югославии было что-нибудь покруче древних зенитных установок, ее бы никто не стал бомбить, имхоЕстественно! Ведь все мы знаем, что в западных армиях, особено в американской, - сплошь дураки и трусы, которых можно одновременно привести в состояние полной беспомощности лишь сорвав поставки горячих гамбургеров по расписанию
Свободолюбивые народы под руководством мудрых диктаторов давно бы разгромили этих мерзавцев, если бы у них была Русская Чудо-Ракета &
но тем не менее так было по крайней мере раз. 
27 сентября на полигоне Капустин Яр в Астраханской области на 73 году жизни скоропостижно скончался
Вот так люди до последнего работают...
Светлая память...
Ну что же, последние динозавры вымирают.
Ну что же, последние динозавры вымирают.хреново не это. хреново что на смену им не приходят другие...
Кто виноват?
что делать ?
что делатьапиридил... думаю надо начать с топа...
лучше с себя.
лучше с себяя никому не мешаю...
хреново не это. хреново что на смену им не приходят другие...Вот здесь ты, к сожалению, прав.
Кто виноват?Мы сами и виноваты, все хотим грести под себя, нет бы смириться, любить ближнего как самого себя и успешно трудиться на благо людей.
Т.о. виноваты духи сребролюбия, гордости и эгоизма, пресмыкающиеся в душах граждан постперестроечной России.
Вот здесь ты, к сожалению, прав.да когда я был не прав, лелик...
Мы не в раю живем.
Мы не в раю живем.эээ, а где ?
скора сгорим в гиене огненной ? 
в рай 
Вообще С-300 на данный момент как-то очень вяло экспортируетсяФигассе вяло. Алмаз до 2010 года загружен китайским заказом.
Курица не птица, Китай не заграница. 
Главным конструктором С-200 был Бункин. Система для тех времён была очень неплохая и воевала в Египте. То, что хохлы сбили самолёт над чёрным морем говорит о бестолковости хохлов и эффективности системы.
Самолёт "Стелс" над Югославией сбил С-125 потому, что бестолковый лётчик не закрыл бомболюки.
Последний Генеральный конструктор "Алмаза" Леманский действительно умер на полигоне - такого режима работы (почти круглосуточно и без выходных) молодые не выдержали бы и месяц, а Александр Алексеевич так "доводил" С-400 несколько лет.
Самолёт "Стелс" над Югославией сбил С-125 потому, что бестолковый лётчик не закрыл бомболюки.
Последний Генеральный конструктор "Алмаза" Леманский действительно умер на полигоне - такого режима работы (почти круглосуточно и без выходных) молодые не выдержали бы и месяц, а Александр Алексеевич так "доводил" С-400 несколько лет.
ssosiska
МОСКВА, 27 сентября. /ИТАР-ТАСС/.На полигоне скоропостижно скончался генеральный конструктор зенитно-ракетной системы С-400 Александр Леманский, сообщил начальник Службы информации и общественных связей ВВС РФ полковник Александр Дробышевский.
Сам ли или помогли